Иногда, когда я разговариваю с мамой, у меня невольно вылазит ассоциация Джулиана и Клея. Помните, когда Клей стал задавать много вопросов? А Джулси сказал, мол, " А я крайне разачарован этими твоими вопросами". Вот и я так же. Мама, так ты начала ко мне относиться спокойно и к моим мечтам - тоже, только потому, что думала, будто я передумала?
После вчерашних мыслей я хочу сказать, что моя жизнь стала лучше. Намного лучше. Я чувствую, как меня переполняет то тепло, которому не было места, пока этот камень сидел в моей душе. Я чувствую, что в моей груди стучит сердце так громко, как не стучало с детства, и это действительно классно. Я знаю, что я все смогу, что все мои мечты превратятся в цели, а затем - в выполненные планы. Потому что я смогу сделать это. Потому что я хочу этого. Передо мной открыты все двери, мне только нужно найти нужную. И если не найду с первого раза - то найду со второго или третьего, потому что моя жизнь стоит того. Потому что я стою того.
Я знаю, что смогу исполнить это огромное, всепоглощающее желание. Мне есть, ради кого это делать. И я буду смотреть в голубое небо и не морщится от солнца. Я всех люблю, ребята. Правда. Я обещаю, что это сделаю. И вы когда-нибудь узнаете об этом. Услышите на весь мир. И меня ничего не остановит в этом рвении.
Раз уж меня сегодня несет на какие-то размышления и самокопания в себе - то я, пожалуй, раскрою вам несколько моих больших секретов. Все равно их не прочтет никто, кроме тех, кому это будет интересно. А те, кому будет интересно - ну, что же, спасибо. Мне приятно ваше внимание. В моем глубоком детстве, с рождения и до восьми лет, меня в большей части воспитывала няня. Это был замечательный человек, который, увы, был глубоко несчастен, не считая того, что у него два замечательных ребенка, с которыми я до сих пор поддерживаю теплые отношения. Она давала мне ночлег, когда мои родители уезжали, она дарила мне тепло и поднимала настроение, когда кто-то пытался обидеть меня. И она до сих пор у меня в душе. Сейчас, когда я приезжаю к ее дому, я вижу то же, что видела и раньше. Это редкость для меня, потому что мой мир перевернулся с ног на голову. А ее дом остался прежним. Меня даже узнали. И я чувствовала этот прекрасный запах.
После восьми лет моя жизнь целый год была мраком. Я даже не помню его, настолько плохо мне было. Я помню, что я почти всегда плакала. Что я потеряла всех друзей, что у меня были. Я корила себя в ее смерти. Она умерла от рака четвертого сентября две тысячи пятого года. Мне было так страшно. Мне было так стыдно.
В мой девятый день рождения меня вернули к жизни. Мы сели на поезд, на следующий день - на самолет, и умчались на две недели в страну, где я почувствовала себя в раю. В Египет. Это было чудесное время, когда мои родители были дружны, как никогда, когда мы... шли, держась за руки, я была посередине, а они по сторонам. Я даже рисовала нас, где я посередине. Недавно я прочла, что это символизировало гармонию в отношениях.
Я не думала, что все кардинально изменится следующей же зимой. В мои неполные десять моего отца забрали в СИЗО, а мама впервые в жизни пошла на работу. Мне не хватало любви, которую мне дарили полгода. Меня начала воспитывать бабушка, потому что в октябре 2007 у мамы завелся любовник, и мне не надо было приходить домой.
В апреле вернулся отец. Он был совсем другим. Он был сумасшедшим. Мне было страшно находиться рядом. Он кричал и бил маму, а я стояла на полу, босиком, не в силах сказать что-то. Это напомнило какой-то поршивый триллер. Но я рада, что к этому триллеру не пришли судебные разбирательства. Хоть что-то порадовало меня в то время.
Когда папа уезжал на работу, а он работал ночным сторожем на пляже, мама приводила домой Его. Мне хотелось плакать и выгонять из дома, когда папа еще не вернулся. Но когда он вернулся домой, все изменилось. Мне стало настолько все равно.
В итоге, мама с папой поругались окончательно. Они разошлись, как в море корабли, и оставили у своего ребенка разбитое сердце, которое никто не смог склеить до сих пор. Я думаю о тех людях, что были со мной, и понимаю, что моя жизнь была счастливейшей на свете лет до восьми. А потом все скатилось во мрак, из которого мне удалось выбраться самой. Уже у самого верха мне протянули руки. И я рада, что эти руки мне запомнились. Что они все еще рядом.
Но я до сих пор не хочу смотреть отцу в глаза, однако, мне приходится с ним видится. Я до сих пор не хочу рассказывать маме всего, что чувствую, хотя она думает, что знает все. Я хочу стереть мысли о том, что было с восьми до двенадцати. Иначе мне будет слишком сложно жить. Хотя.. Весь тот опыт, приобретенный за этот срок, мне не раз помогал потом.
Я до сих пор помню, как мы шли с папой в один из последних дней их жизни с мамой. Уже плохой жизни. - И что ты думаешь на счет этого, Катя? - Ты знаешь, мне уже все настолько похрен.... Двенадцатилетний ребенок. Пятидесятилетний отец. Я выглядела старше, чем он. И еще с той зимы, когда моя жизнь оборвалась, я ненавижу загорать. Мне нравится бледность, что пришла к моей коже, мне нравится, что я теперь такая, какая я есть. Какой я стала после этих испытаний. Я надеюсь, что когда-нибудь, все будет лучше, чем было. Что когда-нибудь мне удастся перекрыть все то, что меня мучает до сих пор, до сегодняшнего дня, до сегодняшней минуты.
Увидимся в Лос-Анджелесе через десяток лет, и поговорим об этом.
Знаете, утро было чудесным. Я проснулась в восемь и поехала на встречу с родственниками, которых не видела год. Они всегда приезжают летом. Мы сходили на пляж, в кафе, мне подарили денег, и концентрат духов. Потом мы поехали в город. И там я почувствовала себя по-настоящему человеком-уродом. Мне стыдно до сих пор, и я грызу себя, сгрызаю изнутри, так мне стыдно сейчас. Когда мы шли из книжного магазина, родственники пошли дальше, к театральным кассам, а меня остановил какой-то мужчина. Он попросил меня купить коробочку с засушенными цветами и надписью "Я пытаюсь подарить счастье". Он сказал мне, что это в помощь бездомным зависимым от наркотиков. В моей груди все перевернулась к чертовой матери, но заветной двадцатки у меня не было - только две сотни, а сдачи у того не было тоже. Я сказала, что я обязательно вернусь, позже, и куплю. Обязательно. Весь дальнейший день превратился для меня в сплошное самокопание. Мне с каждым шагом хотелось рвануться обратно, сказать, что я сейчас же разменяю и купить. Но я смогла вернуться туда только после похода в "джунгли-парк". Я бежала на Дерибасовскую что есть сил, мочи и возможности. Вода из бутылки чуть не разрывалась от этого подпрыгивания и ударов об мой рюкзак. Я разменяла деньги и с полной уверенностью шла, чтобы купить эти несчастные цветы. Но этого парня нигде не было. И тогда я почувствовала, что поступила неправильно, когда прошла мимо в первый раз, не купив. Меня впервые так съедала совесть. Мне хотелось помочь, но я не успела сделать этого. Я ехала в маршрутке и чуть не рыдала. Мне было ТАК стыдно. Я не помню, когда со мной было такое в последний раз. Может, никогда. Мне хотелось хоть немного помочь. Но я ленивая задница, которая не смогла сделать ничего. Я запомню это. Навсегда.
Боже, мне просто надо, чтобы меня кто-нибудь обнял. Мне так больно, мне так стыдно. Я хочу унять эту боль.