Meaning well is not enough
Раз уж меня сегодня несет на какие-то размышления и самокопания в себе - то я, пожалуй, раскрою вам несколько моих больших секретов. Все равно их не прочтет никто, кроме тех, кому это будет интересно. А те, кому будет интересно - ну, что же, спасибо. Мне приятно ваше внимание.
В моем глубоком детстве, с рождения и до восьми лет, меня в большей части воспитывала няня. Это был замечательный человек, который, увы, был глубоко несчастен, не считая того, что у него два замечательных ребенка, с которыми я до сих пор поддерживаю теплые отношения.
Она давала мне ночлег, когда мои родители уезжали, она дарила мне тепло и поднимала настроение, когда кто-то пытался обидеть меня. И она до сих пор у меня в душе.
Сейчас, когда я приезжаю к ее дому, я вижу то же, что видела и раньше. Это редкость для меня, потому что мой мир перевернулся с ног на голову. А ее дом остался прежним.
Меня даже узнали.
И я чувствовала этот прекрасный запах.
После восьми лет моя жизнь целый год была мраком. Я даже не помню его, настолько плохо мне было. Я помню, что я почти всегда плакала. Что я потеряла всех друзей, что у меня были.
Я корила себя в ее смерти.
Она умерла от рака четвертого сентября две тысячи пятого года.
Мне было так страшно.
Мне было так стыдно.
В мой девятый день рождения меня вернули к жизни. Мы сели на поезд, на следующий день - на самолет, и умчались на две недели в страну, где я почувствовала себя в раю.
В Египет.
Это было чудесное время, когда мои родители были дружны, как никогда, когда мы... шли, держась за руки, я была посередине, а они по сторонам.
Я даже рисовала нас, где я посередине.
Недавно я прочла, что это символизировало гармонию в отношениях.
Я не думала, что все кардинально изменится следующей же зимой. В мои неполные десять моего отца забрали в СИЗО, а мама впервые в жизни пошла на работу. Мне не хватало любви, которую мне дарили полгода.
Меня начала воспитывать бабушка, потому что в октябре 2007 у мамы завелся любовник, и мне не надо было приходить домой.
В апреле вернулся отец. Он был совсем другим. Он был сумасшедшим. Мне было страшно находиться рядом. Он кричал и бил маму, а я стояла на полу, босиком, не в силах сказать что-то.
Это напомнило какой-то поршивый триллер.
Но я рада, что к этому триллеру не пришли судебные разбирательства.
Хоть что-то порадовало меня в то время.
Когда папа уезжал на работу, а он работал ночным сторожем на пляже, мама приводила домой Его. Мне хотелось плакать и выгонять из дома, когда папа еще не вернулся. Но когда он вернулся домой, все изменилось. Мне стало настолько все равно.
В итоге, мама с папой поругались окончательно. Они разошлись, как в море корабли, и оставили у своего ребенка разбитое сердце, которое никто не смог склеить до сих пор.
Я думаю о тех людях, что были со мной, и понимаю, что моя жизнь была счастливейшей на свете лет до восьми.
А потом все скатилось во мрак, из которого мне удалось выбраться самой.
Уже у самого верха мне протянули руки. И я рада, что эти руки мне запомнились. Что они все еще рядом.
Но я до сих пор не хочу смотреть отцу в глаза, однако, мне приходится с ним видится.
Я до сих пор не хочу рассказывать маме всего, что чувствую, хотя она думает, что знает все.
Я хочу стереть мысли о том, что было с восьми до двенадцати.
Иначе мне будет слишком сложно жить.
Хотя.. Весь тот опыт, приобретенный за этот срок, мне не раз помогал потом.
Я до сих пор помню, как мы шли с папой в один из последних дней их жизни с мамой. Уже плохой жизни.
- И что ты думаешь на счет этого, Катя?
- Ты знаешь, мне уже все настолько похрен....
Двенадцатилетний ребенок.
Пятидесятилетний отец.
Я выглядела старше, чем он.
И еще с той зимы, когда моя жизнь оборвалась, я ненавижу загорать.
Мне нравится бледность, что пришла к моей коже, мне нравится, что я теперь такая, какая я есть.
Какой я стала после этих испытаний.
Я надеюсь, что когда-нибудь, все будет лучше, чем было. Что когда-нибудь мне удастся перекрыть все то, что меня мучает до сих пор, до сегодняшнего дня, до сегодняшней минуты.
Увидимся в Лос-Анджелесе через десяток лет, и поговорим об этом.


В моем глубоком детстве, с рождения и до восьми лет, меня в большей части воспитывала няня. Это был замечательный человек, который, увы, был глубоко несчастен, не считая того, что у него два замечательных ребенка, с которыми я до сих пор поддерживаю теплые отношения.
Она давала мне ночлег, когда мои родители уезжали, она дарила мне тепло и поднимала настроение, когда кто-то пытался обидеть меня. И она до сих пор у меня в душе.
Сейчас, когда я приезжаю к ее дому, я вижу то же, что видела и раньше. Это редкость для меня, потому что мой мир перевернулся с ног на голову. А ее дом остался прежним.
Меня даже узнали.
И я чувствовала этот прекрасный запах.
После восьми лет моя жизнь целый год была мраком. Я даже не помню его, настолько плохо мне было. Я помню, что я почти всегда плакала. Что я потеряла всех друзей, что у меня были.
Я корила себя в ее смерти.
Она умерла от рака четвертого сентября две тысячи пятого года.
Мне было так страшно.
Мне было так стыдно.
В мой девятый день рождения меня вернули к жизни. Мы сели на поезд, на следующий день - на самолет, и умчались на две недели в страну, где я почувствовала себя в раю.
В Египет.
Это было чудесное время, когда мои родители были дружны, как никогда, когда мы... шли, держась за руки, я была посередине, а они по сторонам.
Я даже рисовала нас, где я посередине.
Недавно я прочла, что это символизировало гармонию в отношениях.
Я не думала, что все кардинально изменится следующей же зимой. В мои неполные десять моего отца забрали в СИЗО, а мама впервые в жизни пошла на работу. Мне не хватало любви, которую мне дарили полгода.
Меня начала воспитывать бабушка, потому что в октябре 2007 у мамы завелся любовник, и мне не надо было приходить домой.
В апреле вернулся отец. Он был совсем другим. Он был сумасшедшим. Мне было страшно находиться рядом. Он кричал и бил маму, а я стояла на полу, босиком, не в силах сказать что-то.
Это напомнило какой-то поршивый триллер.
Но я рада, что к этому триллеру не пришли судебные разбирательства.
Хоть что-то порадовало меня в то время.
Когда папа уезжал на работу, а он работал ночным сторожем на пляже, мама приводила домой Его. Мне хотелось плакать и выгонять из дома, когда папа еще не вернулся. Но когда он вернулся домой, все изменилось. Мне стало настолько все равно.
В итоге, мама с папой поругались окончательно. Они разошлись, как в море корабли, и оставили у своего ребенка разбитое сердце, которое никто не смог склеить до сих пор.
Я думаю о тех людях, что были со мной, и понимаю, что моя жизнь была счастливейшей на свете лет до восьми.
А потом все скатилось во мрак, из которого мне удалось выбраться самой.
Уже у самого верха мне протянули руки. И я рада, что эти руки мне запомнились. Что они все еще рядом.
Но я до сих пор не хочу смотреть отцу в глаза, однако, мне приходится с ним видится.
Я до сих пор не хочу рассказывать маме всего, что чувствую, хотя она думает, что знает все.
Я хочу стереть мысли о том, что было с восьми до двенадцати.
Иначе мне будет слишком сложно жить.
Хотя.. Весь тот опыт, приобретенный за этот срок, мне не раз помогал потом.
Я до сих пор помню, как мы шли с папой в один из последних дней их жизни с мамой. Уже плохой жизни.
- И что ты думаешь на счет этого, Катя?
- Ты знаешь, мне уже все настолько похрен....
Двенадцатилетний ребенок.
Пятидесятилетний отец.
Я выглядела старше, чем он.
И еще с той зимы, когда моя жизнь оборвалась, я ненавижу загорать.
Мне нравится бледность, что пришла к моей коже, мне нравится, что я теперь такая, какая я есть.
Какой я стала после этих испытаний.
Я надеюсь, что когда-нибудь, все будет лучше, чем было. Что когда-нибудь мне удастся перекрыть все то, что меня мучает до сих пор, до сегодняшнего дня, до сегодняшней минуты.
Увидимся в Лос-Анджелесе через десяток лет, и поговорим об этом.


когда-то же мы общались
ах да
почему-то я начал плакать
надеюсь, все закончилось
(хотя как оно может закончиться?)
Не плачь, все действительно сейчас хорошо. Уже как год или два мои нервы в покое)